Наташа Ростова
2 сентября 2015 года я заново родилась. По праву будем считать этот день моим вторым днем рождения. Ровно год прошел с момента операции. Я шла на нее как на заклание. Профессор Гиллер был суров как всегда и молчал. В операционной стояли два стола: маленький и большой. На большом уже вовсю шел процесс. Меня уложили на маленький. Я пыталась зафиксировать взгляд операционной сестры, но она не глядела на меня, а ловко ставила катетеры. Потом ласково погладила по голове, и я отключилась. Гиллер не просто хирург, спасший мне жизнь. В РФ всего 2(!) врача, имеющих допуск проводить такие сложные двойные операции. Мне нереально повезло столкнуться - случайно - с одним из них.
Операции туберкулезным больным делают часто, это крайняя мера. И приходят больные в норму довольно быстро. Но, несмотря на это, Гиллер, профессор, доктор медицинских наук лично(!!) перевязывает каждого своего пациента до полного выздоровления. Я была \"тяжелой\". Удаление груди и куска легкого не прошли даром: дней 15 я плавала в облаке боли, и Гиллер перевязывал меня в палате. Потом я потихоньку стала приходить в перевязочную своими ногами, а выносили меня оттуда на руках без сознания. Каждая манипуляция была пыткой. Из тела торчали пять трубок, их промывали, и это было так больно, что я тут же теряла сознание. Гиллер в одно утро сурово спросил: Ростова, а встретив меня на улице, ты тоже упадешь в обморок? И я на время перестала. Потом снова начала, когда каждое утро на живую снимали очередной шов.
Гиллер очень востребован. У него очереди на операции на полгода вперед. Меня он взял не просто вне очереди, а срочно, буквально на следующий день после консультации. Он оперирует по всему миру, выезжая на \"гастроли\". Однажды улетел в Сибирь. И моему лечащему врачу на перевязке не понравилось содержимое из легкого. Меня отправили в палату, а через несколько часов в нее зашел Гиллер в плаще и с чемоданом. Оказывается: ему позвонили, сказали, что со мной проблема и этот Доктор прилетел, чтобы меня лично перевязать. В субботу. Из Сибири. Перевязал и снова улетел туда, где ждали его помощи. Такой фокус за полтора месяца он проделывал еще пару раз.
И последний штрих к портрету врача. На вопрос, а во сколько нам обойдется вот эта вот сложнейшая двойная одномоментная операция, Гиллер ответил, идите сдавайте анализы, а остальное не ваша проблема... Он самолично оформил квоту на легкое. А мастэктомию сделал бесплатно. Однажды, уже перед выпиской, мы сидели за чашкой чая с заведующим реанимацией Ильёй Николаевичем, разбитным и веселым, как все реаниматологи, но большим профессионалом. И Илья говорил, Наташ, я долго с Гиллером работаю, лет 8 уже, но я впервые отвернулся во время твоей операции; он творил страшные, рискованные вещи, он шел по лезвию, у него ни один мускул не дрогнул! Он оперировал своими руками, не манипулятором, и это было волшебно; мы сняли и видео, и фото; это должно войти в историю.
Однажды вечером Гиллер вызвал меня к себе в кабинет и спросил, хочешь посмотреть фото с операции? А в обморок, как ты это любишь, не упадешь? Так странно видеть себя на столе с трубкой во рту, как в страшном сне, когда вроде видишь себя со стороны... Потом, кадр за кадром, тебя разделывают. Вот раковая опухоль ядовито-желтого цвета, вот каверна в легком, она черная с красным обрамлением. А вот один за другим убирают лимфоузлы, они маленькие, как птичьи яйца. А вот совершенно здоровая легочная ткань, он мне ее специально показал, чтобы дать понять: ты будешь жить, я сделал почти невозможное! Вряд ли я забуду это зрелище, но оно дало мне большую надежду.
Несмотря на внешний кажущийся кошмар, это время, проведенное в больнице на Достоевского, я вспоминаю с большой теплотой. Со мной был Кирилл. Спал рядом на кровати. Ночами звал сестер сделать укол. Вечерами мыл мне волосы, а днями - работал. Он по-хорошему достал всех сотрудников больницы, чтобы мне было хорошо, комфортно и не больно. И однажды медсестра ему сказала: Кирилл, как хорошо, что Вы есть у Наташи, Вы нам так помогаете! Со мной была мама, она сменяла Киру рано утром и до вечера сидела со мной. Кормила с ложки, водила в туалет (\"утки\" я отмела как класс еще в реанимации), приводила в чувство после перевязок. Со мной были подруги. Приезжали с цветами, бульоном с телятиной и разными вкусностями. Поднимали мне настроение: мы смеялись так, что чуть трубки не отваливались, и меньше всего хотелось думать о плохом.
В НИИ Фтизиопульмонологии им. Сеченова есть свой небольшой парк и детская площадка, где гуляют маленькие пациенты с мамами и без мам... Всё время в больнице мне категорически запрещалось выходить на улицу, в то время как другим больным это даже вменялось в обязанность. Любой вирус или чих мог закончиться для меня плачевно. И вот однажды в конце сентября я пошла в другой корпус, впервые по улице, сдавать кровь. Было очень тепло, воздух был так вкусен, что хоть ложками ешь, и я контрабандой посидела несколько минут на лавочке в парке. И тут меня накрыло: я заплакала, наконец осознав, что жива, что удалось живой вылезти из могилы и, похоже, жизнь налаживается.
В середине октября меня выписали домой. Осень была теплая, светлая, с прозрачным воздухом. Я очень сильно исхудала, а ведь впереди ждало мощное испытание - химиотерапия от рака, и никакого запаса прочности не было и в помине.
Но это уже совсем другой рассказ.
Пошел второй год моей битвы за жизнь. В январе 2016 прервали химиотерапию от рака по причине тяжелого состояния.
Химиотерапия от туберкулеза продолжается по сей день. В апреле 2016 пришла отличная весть: по результатам КТ процесс в инфицированном лимфоузле возле трахеи (не регионарном, потому его нельзя было удалить) закальницировался, то есть пошел за спад. Мне предписано каждые 3 месяца проходить обследования на рецидив обоих заболеваний.
В сентябре 2016 необходимо пройти основное: прошел ровно год с момента операции и начала химиотерапии, и фтизиатры должны дать заключение о том, продолжать ли мне \"химию\" или можно прервать лечение до весны 2017 года.
Онкологи вынесут свой вердикт: вошла ли я ремиссию.
6 сентября я сделала первое обследование: КТ всего тела. Результаты оказались впечатляющими: врачи не увидели никаких новых образований или метастазов. Это наша первая маленькая победа!
Операции туберкулезным больным делают часто, это крайняя мера. И приходят больные в норму довольно быстро. Но, несмотря на это, Гиллер, профессор, доктор медицинских наук лично(!!) перевязывает каждого своего пациента до полного выздоровления. Я была \"тяжелой\". Удаление груди и куска легкого не прошли даром: дней 15 я плавала в облаке боли, и Гиллер перевязывал меня в палате. Потом я потихоньку стала приходить в перевязочную своими ногами, а выносили меня оттуда на руках без сознания. Каждая манипуляция была пыткой. Из тела торчали пять трубок, их промывали, и это было так больно, что я тут же теряла сознание. Гиллер в одно утро сурово спросил: Ростова, а встретив меня на улице, ты тоже упадешь в обморок? И я на время перестала. Потом снова начала, когда каждое утро на живую снимали очередной шов.
Гиллер очень востребован. У него очереди на операции на полгода вперед. Меня он взял не просто вне очереди, а срочно, буквально на следующий день после консультации. Он оперирует по всему миру, выезжая на \"гастроли\". Однажды улетел в Сибирь. И моему лечащему врачу на перевязке не понравилось содержимое из легкого. Меня отправили в палату, а через несколько часов в нее зашел Гиллер в плаще и с чемоданом. Оказывается: ему позвонили, сказали, что со мной проблема и этот Доктор прилетел, чтобы меня лично перевязать. В субботу. Из Сибири. Перевязал и снова улетел туда, где ждали его помощи. Такой фокус за полтора месяца он проделывал еще пару раз.
И последний штрих к портрету врача. На вопрос, а во сколько нам обойдется вот эта вот сложнейшая двойная одномоментная операция, Гиллер ответил, идите сдавайте анализы, а остальное не ваша проблема... Он самолично оформил квоту на легкое. А мастэктомию сделал бесплатно. Однажды, уже перед выпиской, мы сидели за чашкой чая с заведующим реанимацией Ильёй Николаевичем, разбитным и веселым, как все реаниматологи, но большим профессионалом. И Илья говорил, Наташ, я долго с Гиллером работаю, лет 8 уже, но я впервые отвернулся во время твоей операции; он творил страшные, рискованные вещи, он шел по лезвию, у него ни один мускул не дрогнул! Он оперировал своими руками, не манипулятором, и это было волшебно; мы сняли и видео, и фото; это должно войти в историю.
Однажды вечером Гиллер вызвал меня к себе в кабинет и спросил, хочешь посмотреть фото с операции? А в обморок, как ты это любишь, не упадешь? Так странно видеть себя на столе с трубкой во рту, как в страшном сне, когда вроде видишь себя со стороны... Потом, кадр за кадром, тебя разделывают. Вот раковая опухоль ядовито-желтого цвета, вот каверна в легком, она черная с красным обрамлением. А вот один за другим убирают лимфоузлы, они маленькие, как птичьи яйца. А вот совершенно здоровая легочная ткань, он мне ее специально показал, чтобы дать понять: ты будешь жить, я сделал почти невозможное! Вряд ли я забуду это зрелище, но оно дало мне большую надежду.
Несмотря на внешний кажущийся кошмар, это время, проведенное в больнице на Достоевского, я вспоминаю с большой теплотой. Со мной был Кирилл. Спал рядом на кровати. Ночами звал сестер сделать укол. Вечерами мыл мне волосы, а днями - работал. Он по-хорошему достал всех сотрудников больницы, чтобы мне было хорошо, комфортно и не больно. И однажды медсестра ему сказала: Кирилл, как хорошо, что Вы есть у Наташи, Вы нам так помогаете! Со мной была мама, она сменяла Киру рано утром и до вечера сидела со мной. Кормила с ложки, водила в туалет (\"утки\" я отмела как класс еще в реанимации), приводила в чувство после перевязок. Со мной были подруги. Приезжали с цветами, бульоном с телятиной и разными вкусностями. Поднимали мне настроение: мы смеялись так, что чуть трубки не отваливались, и меньше всего хотелось думать о плохом.
В НИИ Фтизиопульмонологии им. Сеченова есть свой небольшой парк и детская площадка, где гуляют маленькие пациенты с мамами и без мам... Всё время в больнице мне категорически запрещалось выходить на улицу, в то время как другим больным это даже вменялось в обязанность. Любой вирус или чих мог закончиться для меня плачевно. И вот однажды в конце сентября я пошла в другой корпус, впервые по улице, сдавать кровь. Было очень тепло, воздух был так вкусен, что хоть ложками ешь, и я контрабандой посидела несколько минут на лавочке в парке. И тут меня накрыло: я заплакала, наконец осознав, что жива, что удалось живой вылезти из могилы и, похоже, жизнь налаживается.
В середине октября меня выписали домой. Осень была теплая, светлая, с прозрачным воздухом. Я очень сильно исхудала, а ведь впереди ждало мощное испытание - химиотерапия от рака, и никакого запаса прочности не было и в помине.
Но это уже совсем другой рассказ.
Пошел второй год моей битвы за жизнь. В январе 2016 прервали химиотерапию от рака по причине тяжелого состояния.
Химиотерапия от туберкулеза продолжается по сей день. В апреле 2016 пришла отличная весть: по результатам КТ процесс в инфицированном лимфоузле возле трахеи (не регионарном, потому его нельзя было удалить) закальницировался, то есть пошел за спад. Мне предписано каждые 3 месяца проходить обследования на рецидив обоих заболеваний.
В сентябре 2016 необходимо пройти основное: прошел ровно год с момента операции и начала химиотерапии, и фтизиатры должны дать заключение о том, продолжать ли мне \"химию\" или можно прервать лечение до весны 2017 года.
Онкологи вынесут свой вердикт: вошла ли я ремиссию.
6 сентября я сделала первое обследование: КТ всего тела. Результаты оказались впечатляющими: врачи не увидели никаких новых образований или метастазов. Это наша первая маленькая победа!
Поделиться публикацией:
Опубликовано 18 декабря 2017